Главная → Статьи и очерки → В НАЧАЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ (1939-1940 годы)

В НАЧАЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ (1939-1940 годы)

В. Жаравин

В сентябре 1939 года Советский Союз по соглашению с гитлеровской Германией занял восточные территории довоенного Польского государства, которые вошли в состав Белорусской ССР, Украинской ССР и частично Литвы. В марте 1940 года в соответствии с решением бюро ЦК ВКП(б) на этих землях Западной Украины и Западной Белоруссии была проведена операция по «чистке». Фактически все польское население с этих территорий депортировалось в глубь СССР и направлялось на работы в ведение Наркомлеса СССР, т.е. на лесозаготовки. Так, на севере Кировской области появились поселки с польскими спецпоселенцами. По данным современных российских историков, было депортировано более 300 тысяч польских граждан.¹ Всего было проведено 4 операции по выселению, причем каждая касалась определенной категории граждан.

В Кировскую область были направлены “осадники” в количестве 2204 человек.² По-польски “osadnik” - это поселенец, колонист. Проводя политику полонизации восточных земель, польское правительство привлекало туда поляков, раздавая земли бесплатно, например, ветеранам польской армии, или за небольшую плату. За 20 лет такой политики возникла определенная общественная прослойка из этих людей, имевших свою организацию “Союз осадников”. Проводя депортацию этих лиц и членов их семей, советское руководство (решение принималось на уровне Политбюро ЦК ВКП(б) фактически очищало земли Западной Украины и Западной Белоруссии от польского населения. Вместе с осадниками в депортацию 10 февраля 1940 года были включены и “лесники” - государственные служащие Министерства лесного хозяйства, служившие в многочисленных лесничествах на этой территории. Их “вина” была тоже в их польском происхождении.

Спецпереселенцев в области (в современных ее границах) разместили, по нашим данным, в спецпоселках Маромица Опаринского, М. Дубровна Нагорского, Скачек Кайского, “Калинка” Подосиновского районов. Использовали их на лесных разработках Наркомлеса СССР.

Об условиях жизни польских спецпереселенцев писал кировский историк В.А. Бердинских, приводя документы из фондов архива УФСБ по Кировской области: “Поселок М. Дубровна Нагорского района был построен в 1930 году для бывших кулаков. Последние 5 лет в бараках никто не жил, и они развалились. Печи сломаны, рамы выбиты, жилой площади не хватает. 14 семей размещены даже на квартирах у местного населения. В бараках было грязно, нет сушилок. При осмотре детей 6 декабря 1940 года 13 человек больны оспой и чесоткой, а двое – брюшным тифом.

В комнатах поляков нет даже столов, умывальников, кухонной посуды, а деньги, выделенные леспромхозом, израсходованы на спецодежду.

Нет медпункта и клуба. Школа не пригодна для обучения детей. Занятия проводят в пальто и рукавицах, т. к. у печей отсутствуют задвижки и мало дров. В одной школьной комнате учатся 4 группы в 2 смены. На 4 учащихся приходится по одному учебнику.

...Детского сада нет. Есть детплощадка, где нет ни коек, ни игрушек, один сломанный патефон без пластинок. Питание организовано очень плохо, на 24 детей иногда покупают 0,5 литра молока на весь день. Ясель нет.”

В других спецпоселках обстановка была не лучше. Из докладной “О состоянии спецпоселка Маромица Опаринского района”: “В силу недостаточности хлеба, отсутствия овощей, жиров и др. продуктов питания получилось истощение, слабость у рабочих и заболеваемость авитаминозом, отсюда невыполнение норм и смертность (за 1 месяц 1941 года умерло 17 человек). <...> Моральное состояние как взрослых, так и детей подавленное. Из-за плохого питания и недостатка хлеба население спецпоселка имеет истощение. На вопрос к детям школьного возраста, посещают ли они школу, дети отвечают: “Умирать можно и неграмотными”.³

Конечно, такие условия жизни вызывали протест и возмущение спецпереселенцев. Тех, кто особенно выступал против власти, арестовывали. Среди выявленных нами дел этой категори граждан - Бахриновский Бронислав, Беднарский Тадеуш, Беня Ян, Губчик Михаил, Журек Франц, Каминский Иосиф, Савицкий Франц, Сверчинский Стефан и Сувко Михаил. Все они обвинялись по ст. 58 п. 10 УК РСФСР за антисоветскую пропаганду, выражавшуюся в том, что ругали советские порядки и сравнивали жизнь в Советском Союзе и Польше.

Бахриновский и Каминский были осуждены соответственно на 7 и 8 лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовых лагерях. Остальных осудить не успели. По указу Президиума Верховного Совета СССР от 12 августа 1941 года об амнистии польских граждан они были освобождены.⁴

Бронислав Бахриновский в сентябре 1941 года был освобожден из лагеря в связи с амнистией, об Иосифе Каминском таких сведений не имеется.

И в дальнейшем освобожденные из спецпоселков люди, не понимая советских реалий, обсуждали друг с другом положение в стране, трудности военного периода. Самый обсуждаемый, самый насущный вопрос в конце войны – это вопрос о возрождении Польши, о будущих ее границах. Поэтому большинство обвинений сформулировано следующим образом (как в следственном деле Гриневича Константина Александровича): «Проводил антисоветскую агитацию, восхвалял жизнь в буржуазной Польше, высказывал антисоветские измышления на советскую действительность», т.е. обвинение шло по статье 58, пункт 10 - «антисоветская агитация».

Хорошо сказал о своем отношении к действительности Беньковский Богдан Людвигович на суде 18 августа 1945 года в последнем слове: «Я воспитан в капиталистическом обществе и прожил в нем 46 лет. Я не знал Россию и не понимал революцию. Я воспитывался в польской семье в патриотическом духе и привык выражать вслух свое недовольство. Если в Польше я был чем-либо недоволен, то я выражал громко. Приход советских войск к нам в 1939 году я принял как новый раздел Польши. Высылка нас, поляков, в Советский Союз в 1940 году обозлила меня и всех поляков против советской власти. Мы радовались, когда Германия напала на Советский Союз, мы ждали, что изменится наше положение, т.к. в Советском Союзе мы очень ограничены были в правах. В 1941 году в селе Санчурск часто я с поляками читал польскую газету, а после читки обсуждали тот или иной политический вопрос. Я не враждебно относился к советской власти, к политике, а я просто критически ко всему относился. Критика – это моя наследственная болезнь. До заключения договора между СССР, США и Англией английское радио настраивало нас против Советского Союза, а потом оказалось, что Англия – друг Советского Союза. Черчилль обманул нас, поляков: по радио он говорил одно, а на Крымской конференции – другое. К временному польскому правительству я относился с недоверием. Я говорил, конечно, много лишнего – это моя ошибка. Я действительно во многом ошибался. Но ведь всем людям свойственно ошибаться. Я признаю себя виновным ...».